появятся серьёзные козыри. Сам, один, снять проклятие сможешь?

— Ваше величество! Это не моя специальность! Я никогда ни с кого их не снимал!

— Вот и займёшься — образовался повод.

— Ваше величество, надо вначале понять — кто его наложил? Откуда оно взялось?

— Это я знаю точно. Помнишь Леммоса? Он отдал мне родовую вещь — Символ Власти, найденный в склепе правительницы южной провинции старой империи. Сказал, что зачаровано заклинаниями Школы Очарования.

— Ваше величество, вы его надевали?

— Нет, конечно. Я прекрасно знаю про опасность родовых вещей. Даже пальцем не касалась. Завернула в лоскут и носила на груди.

— Плохо, ваше величество.

— Теперь понимаю. Но колье помогало знать, насколько собеседник искренен со мной.

— Так многие проклятые артефакты работают, ваше величество. Сначала показывают свою полезность, затем хозяин к ним привыкает, забывает про осторожность, и вещь захватывает над ним контроль. Как долго она с вами?

— Чуть больше двух недель.

— Возможно, ещё не совсем поздно. Знаете, откуда Леммос мог её достать? Хотя бы приблизительно?

— Мне было сказано, что выкупил у семьи покойного Бертиоса, в числе предметов небольшой коллекции артефактов.

— А вот это, ваше величество, совсем погано!

— Что такое?

— Ваше величество, вы в курсе, что Бертиос умирал от проклятия?

— Нет!

— Он мне сам рассказывал, ваше величество, что никто в Хаоре не смог снять порчу, а с первым снегопадом ему придётся умереть. Именно из-за того, Бертиос связался с какой-то чёрной книгой и, по её совету, начал перерождаться в нежить. Именно потому, вызвался написать свиток Призыва Ангела, и потребовал за это от церковников книги о снятии проклятий.

— А Церковь его и убила… Помню! Теперь понятно, за то, что он попал под наложение порчи… Куда девались церковные книги?

— Его величество оставил их мне.

— То есть, они никуда не пропали? Ты их успел прочитать?

— Нет, ваше величество.

— Но почему⁈

— Нет времени, ваше величество. Совсем нет! Вы сами составили мне расписание. Даже на занятия алхимией остаются жалкие часы.

— Ну… пожалуй. Сколько времени у меня есть?

— Ваше величество, сложно сказать. Как минимум надо изучить артефакт.

— Пусть коротко — дни, недели, месяцы или годы?

— Повторюсь, ваше величество, сложно сказать. У Бертиоса были месяцы, но он волшебник — артефакт тянул с него магию. От неодарённых такие вещи обычно забирают жизненную силу, тогда у вас имеются недели. С другой стороны, ожерелье вы не изучали и активно им не пользовались, потому срок может ощутимо увеличиться. Надо изучать.

— Выбросить колье в море, не поможет?

— Нет, ваше величество. Этого делать нельзя. Артефакт уже к вам привязался, и отсутствие контакта почти наверняка спровоцирует кризис. Рискнуть можно, но это очень опасно.

— Опасно… Зато просто и можно сделать в любой момент. Значит, решим… пожалуй… Да! Так и поступим. Никто не должен знать о проклятии. Никто! Включая Шарлотту!

— Да, ваше величество. Однако возможно, среди её родственников…

— Стах, ты хороший волшебник, но не властелин. Власть накладывает обязательства. Больше власти — тяжелее обязанности. Никто из подданных, за самым малым исключением, не должен знать про властителя такое. Лучше я умру, чем останусь жить во тьме смуты и грязных слухов о семье.

— Понимаю, ваше величество. Но мне нужна помощь. Один не справлюсь.

— Ладно, пусть помогает Шарлотта. Ещё о проклятии будет знать генерал Фридрих Марер с десятком своих людей. Они уже проверены на Торане — когда тот заменял Лагоза, и когда под личиной смерти готовилось его исчезновение. Без охранителей тебе придётся тяжелее.

— Понимаю, ваше величество.

— Сегодня они арестуют Леммоса. Второго участника тоже. Выбьют из них всё, что те знают, знали, видели, слышали… Затем охранители пошарят по вновь открывшимся щелям. Что найдут, передадут тебе. Заодно, тебе и плата будет за службу. Колье остаётся со мной до конца торжеств. Хуже уже едва ли станет, а помощь при разговоре с другими государями — огромная.

— Наверное, отговорить вас, ваше величество, мне не удастся?

— Нет. И больше не будем об этом. Я женщина, а потому слаба — вдруг не смогу вести себя, как должно? Начну жалеть… Об этом более не говорим. Ты уйдёшь, я всласть наревусь и привыкну к своему новому положению. И продолжай соблюдать видимость, но только изображай службу. На самом деле отложи лишние дела и думай, читай, решай, как мне помочь.

— Так точно, ваше величество.

— Если случится самое плохое, то… — глаза Марианы налились влагой, но с видимым напряжением она взяла себя в руки и продолжила, — защити детей. Лагозику ты присягал, не забудь и о Марианочке. Обещаешь?

— Обещаю, ваше величество.

— На них многие начнут зариться, чтобы подмять под себя. Даже мой отец захочет урвать кусок власти. Короля не сможет, а вот внучку постарается вписать в свои политические расклады. Не допусти этого. Пусть дочка растёт счастливой, но не балованной дурой, как Лаурка. И последнее, о чём прошу: Если вдруг меня не станет, то к тебе должен будет подойти один… человек. Он обыкновенный дворянин, но очень дорог мне. Возьми его под своё крылышко. Дворянин из поместных, денег имеет в достатке, устрой ему карьеру. Ничего такого ему не потянуть, но доведи до полковничьего чина.

Глава 20

Семейный совет

После разговора с Марианой остаток дня прошёл хлопотливо. Начался визитом в Жёлтый дворец, к Силестрии, передача ей кремов, естественно, вновь с восторженными охами и ахами окружения великой герцогини. Лауру, другую великую герцогиню, тоже позвали сюда, и жена тоже вручила набор.

Однако королева отписала ей несколько меньше флаконов, что айзенердская государыня отметила громко, вслух и несколько ворчливо. Моя на это лишь мило улыбнулась и продолжила разговор о достоинствах и недостатках разных зелий.

Затем, уже в нашем Зелёном дворце, без помпы и показухи, обер-цалмейстер зашёл за своей долей. Про него государыня распоряжений не давала, можно было бы казначея и прокатить — не своё же он выдавал! Прикажут, и вновь без всяких разговоров получу потребное. Но, во-первых, отношения у нас сложились, даёт необходимое он быстро и с изрядным запасом. Собственно, из излишков своё и получает.

Во-вторых, главного финансиста и снабженца Двора всякий обидеть может. Но не всякому